Таймлесс. Сапфировая книга - Страница 78

Граф вздохнул.

— К сожалению — и благодаря сомнительной защите твоей матери — вы не так много времени провели вместе, ты и Гидеон, но я уже сейчас впечатлен, как хорошо он выполняет задание. Любовь буквально светится в твоих глазах. Любовь — и ревность!

Какое задание?

— Ничего нет, что было бы более предсказуемо, чем реакция влюбленной женщины. Никого нет, кого можно было бы легче контролировать, чем женщину, руководствующуюся своими чувствами к мужчине, — продолжал граф. — Я объяснил это Гидеону в нашу самую первую встречу. Конечно, мне немного жаль, что он так много усилий потратил на твою кузину… как ее зовут?.. Шарлотта?..

Теперь я уставилась на него. По какой-то причине я вспомнила видение бабушки Мэдди и сердце из рубина, которое лежало на выступе скалы. Больше всего мне хотелось заткнуть себе уши, чтобы не слышать этот мягкий голос.

— Он в этом вопросе намного изощреннее, чем я был в его возрасте, — сказал граф. — И нужно признать, что от природы получил много преимуществ. Тело Адониса! Красивое лицо, обаяние, таланты! Наверное, ему вообще ничего не надо делать — девичьи сердца и так слетятся к нему. Лев рычит в фа-диез-мажоре, бриллиантовая грива, multiplicatio, солнце исчезнет…

Правда ударила меня под дых. Всё, что Гидеон делал, все его прикосновения, жесты, поцелуи, слова, — все это нужно было только для того, чтобы манипулировать мной. Для того чтобы я в него влюбилась, как до меня Шарлотта. Чтобы нас легче было контролировать.

И граф был прав: особенно много Гидеону для этого не понадобилось. Мое глупое девичье сердце само полетело к нему и упало к его ногам.

Перед моим внутренним взором возник лев, который шел к рубиновому сердцу и одним-единственным движением лапы сметал его в пропасть. Как в замедленной съемке оно падало вниз, ударилось о дно ущелья и разбилось на тысячи крохотных капелек крови.

— Ты уже слышала, как он играет на скрипке? Если нет, я устрою — нет ничего более подходящего для завоевания женского сердца, чем музыка. — Граф мечтательно уставился в потолок. — Этим пользовался и Казанова. Музыкой и поэзией.

Я умирала. Я чувствовала это. Там, где раньше было мое сердце, разливался холод. Он проникал в желудок, ноги, стопы, руки, ладони и в конечном итоге — в мою голову. Все события прошедших дней проходили передо мной, как в кино-трейлере, под звучание The winner takes it all: от первого поцелуя в исповедальне до его объяснения в любви только что в подвале. Все было одной громадной манипуляцией — за исключением небольших пауз, когда он, наверное, просто был самим собой — прекрасно сделанной манипуляцией. И эта проклятая скрипка добила меня окончательно.

Хотя я позже и пыталась вспомнить, но точно так и не знала, о чем граф и я дальше разговаривали, потому что с момента, когда мной овладел холод, мне стало все безразлично. Хорошо, что граф большую часть разговора перенял на себя. Мягким приятным голосом он рассказывал мне о своем детстве в Тоскане, о недостатках своего внебрачного рождения, о сложностях в поиске настоящего отца и о том, как он еще будучи юношей заинтересовался тайнами хронографа и предсказаний. Я действительно пыталась слушать, хотя бы потому, что знала, что всё придется дословно пересказывать Лесли, но ничего не помогало, мои мысли кружились только вокруг собственной глупости. Я мечтала остаться одной, чтобы наконец расплакаться.

— Маркиз? — Угрюмый секретарь постучался и открыл дверь. — Прибыла делегация архиепископа.

— О, очень хорошо, — сказал граф, поднялся и подмигнул мне. — Политика! В эти времена ее все еще определяет церковь.

Я тоже поднялась и сделала реверанс.

— Меня очень порадовал наш разговор, — сказал граф. — И я уже с нетерпением ожидаю нашей следующей встречи.

Я пролепетала что-то утвердительное.

— Передай, пожалуйста, Гидеону поклон от меня и скажи, что я сожалею, что я его сегодня не сумел принять. — Граф взял трость и направился к двери. — И если хочешь послушать моего совета: умная женщина умеет скрывать ревность. Иначе мы, мужчины, чувствуем себя чересчур уверенными…

Я в последний раз услышала тихий смешок и осталась одна. Однако недолго, так как через пару минут вернулся неприветливый секретарь и сказал: «Прошу вас следовать за мной».

Я снова сидела на диване, закрыв глаза и ожидая, когда появятся слезы, но они не хотели появляться. Что, наверное, было к лучшему. Молча последовала я за секретарем вниз по лестнице, где мы какое-то время просто стояли (я все время думала, что сейчас упаду и умру), пока секретарь не бросил озабоченный взгляд на настенные часы и сказал: «Он опаздывает».

В этот момент открылась дверь и в коридоре появился Гидеон. Сердце мое забыло на мгновение, что оно лежит разбитым на дне глубокой пропасти, и пару раз сильно ударило меня в грудь. Тревога вытеснила холод из моего тела. Находящаяся в беспорядке одежда Гидеона, его растрепанные влажные волосы, покрасневшие щеки и почти лихорадочно блестевшие глаза можно было еще списать на леди Лавинию, но на рукаве был глубокий разрез, а кружева на груди и манжетах были в крови.

— Вы ранены, сэр, — вскрикнул угрюмый секретарь испуганно, выхватив слова у меня изо рта (Окей, без «сэр», и без «вы»). — Я вызову врача.

— Нет, — сказал Гидеон, и звучал при этом настолько самоуверенно, что мне захотелось влепить ему пощечину. — Это не моя кровь. Во всяком случае, не только моя. Идем, Гвен, нам нужно спешить. Меня немного задержали.

Он схватил меня за руку и потащил вперед, секретарь спешил за нами до конца лестницы, при этом он пару раз бормотал: «Но сэр! Что случилось? Не должны ли мы маркизу?..» Но Гидеон сказал, что сейчас для этого нет времени, что он как можно скорее вернется к графу, чтобы рассказать ему о произошедшем.