Я не была уверена, что хочу слышать, что было дальше.
Мама улыбнулась мне:
— Съешь что-нибудь, дорогая. Хотя бы фрукты. И не слушай, что она говорит.
— И тут пришел Лев… — Бабушка Мэдди вздохнула. — С шикарной золотой гривой…
— Уг-у-у-у, — выдал Ксемериус. — И могу поспорить — с сверкающими зелеными глазами.
— У тебя на лице следы фломастера, — сказала я Нику.
— Тс-с-с, — ответил он. — Становится интересно.
— И когда Лев увидел лежащее сердце, он сильно ударил его лапой, и сердце упало в пропасть, глубоко-глубоко, — сказала бабушка Мэдди и драматически прижала руки к груди. — При ударе оно разбилось на сотни маленьких кусочков, и когда я посмотрела пристальнее, я увидела, что это были капли крови…
Я сглотнула. Внезапно меня затошнило.
— Упс! — сказал Ксемериус.
— А дальше? — спросила Шарлотта.
— Ничего дальше, — ответила бабушка Мэдди. — Это всё. Достаточно для ужаса.
— О, — сказал Ник разочарованно. — Так хорошо начиналось.
Бабушка Мэдди сердито сверкнула на него глазами.
— Я не пишу сценарии, мой мальчик!
— И слава богу, — пробормотала тетя Гленда. Потом она повернулась ко мне, открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же его снова закрыла.
Вместо этого заговорила Шарлотта:
— Гидеон рассказывал, что ты неплохо справилась с суаре. Я должна признать, что почувствовала облегчение по этому поводу. Я думаю, все почувствовали облегчение.
Я игнорировала ее и вместо этого укоризненно смотрела на люстру.
— Я хотел вчера тебе рассказать, что эта выскочка встречалась с Гидеоном за ужином. Но… как бы это получше сказать? Ты была… несколько… не расположена, — сказал Ксемериус.
Я фыркнула.
— А что я могу сделать, если твой драгоценный камушек приглашает ее остаться на ужин? — Ксемериус оттолкнулся от люстры и полетел над столом к пустому месту, где обычно сидит бабушка Мэдди. Там он уселся, аккуратно сложив свой хвост ящерицы вокруг лап. — Я хочу сказать, на его месте я бы тоже так поступил. Во-первых, она целый день была нянькой для его брата, а потом еще навела порядок в его квартире и погладила ему рубашки.
— Что?!
— Я ж говорю — что я могу сделать? Во всяком случае, он был так благодарен, что тут же решил продемонстрировать, как быстро умеет готовить спагетти для трех персон… Нужно сказать, у него было отличное настроение! Можно было подумать, что он что-то принял. А сейчас захлопни рот, а то все смотрят на тебя.
Действительно, все смотрели на меня.
— Я пошла красить второй глаз, — сказала я.
— И можешь наложить немного румян, — сказала Шарлотта. — Просто совет.
— Я ее ненавижу! — сказала я. — Я ее ненавижу. Я ее ненавижу!
— Ой-ой-ой! Только потому, что она погладила его дурацкие рубашки? — Лесли смотрела на меня, качая головой. — Это действительно… глупо.
— Он для нее готовил ужин, — убивалась я. — Она целый день была в его квартире.
— Хорошо. Но тебя в церкви он обнимал и целовал, — сказала Лесли и вздохнула.
— Нет!
— Но он хотел.
— Он Шарлотту тоже целовал!
— Но только на прощание, в щечку, — рыкнул Ксемериус прямо мне в ухо. — Если я еще раз должен буду это повторить, я лопну. Я ухожу. Эти девичьи страдания меня когда-нибудь убьют.
Ударив пару раз крыльями, он взлетел на школьную крышу и удобно уселся там.
— Я не хочу больше слышать ни слова на этот счет, — сказала Лесли. — Намного важнее, чтобы ты сейчас вспомнила всё, о чем вчера говорилось. И я имею в виду важные вещи, ты понимаешь — те, в которых речь идет о жизни и смерти!
— Я все, что знаю, рассказала, — заверила я ее и потерла лоб. Благодаря трем таблеткам аспирина голова больше не болела, но виски еще давило.
— Хм-м-м. — Лесли склонилась над своими записями. — Почему ты не спросила у Гидеона, при каких обстоятельствах одиннадцать лет назад он уже встречался с лордом Аластером и о каком фехтовальном бое шла речь?
— Я не спросила его о много-много большем, поверь мне!
Лесли опять вздохнула.
— Я напишу тебе список. Ты можешь каждый раз выяснять по одному вопросу — когда это стратегически будет подходить и твои гормоны тебе позволят. — Она спрятала блокнот и посмотрела на школьные ворота. — Нам нужно идти наверх, а то опоздаем. Я обязательно хочу присутствовать при том, когда Рафаэль Бертелин первый раз зайдет в класс. Бедный парень, наверное, школьная форма ему кажется арестантским костюмом.
Мы еще сделали крюк, чтобы пройти мимо ниши Джеймса. В утренней суете никто не обращал внимания, когда я с ним разговаривала, тем более, что Лесли специально становилась так, чтобы можно было подумать — я разговариваю с ней.
Джеймс прижал надушенный платок к носу и оглянулся, что-то ища.
— Я вижу, на этот раз ты не взяла с собой своего невоспитанного кота.
— Представь себе, Джеймс, я была на суаре у леди Бромптон, — сказала я. — И я делала книксен точно так, как ты меня научил.
— Леди Бромптон, так-так… — сказал Джеймс. — Нельзя сказать, чтобы у нее была репутация хорошего общества. Говорят, ее приемы проходят очень бурно.
— Да, это так. Я надеялась, что это, возможно, норма.
— Слава богу, нет! — Джеймс уязвленно сжал губы.
— Ну, как бы то ни было, в следующую субботу я приглашена на бал к твоим родителям — лорду и леди Пимплботтом.
— Не могу себе представить, — сказал Джеймс. — Моя мать придает очень большое значение безукоризненному обществу.
— Большое спасибо, — сказала я и повернулась, чтобы уйти. — Ты настоящий сноб!